ЭТО ИНТЕРЕСНО

Зачем я туда поехал? Исповедь эмигранта (ЧАСТЬ 1)

life - культура | 26 Дек 2011 | метки: Канада, эмиграция

У каждого украинца есть несколько знакомых, которые уехали за границу. Эти люди немало пережили, однако их опыт нам не известен. ТЕКСТЫ опубликовали историю эмиграции одного из участников нашего сообщества. Что бы я делал, если бы, сойдя с самолета в Монреале, в сентябре 2000 года, знал страну лучше? Часто об этом думаю. Каждый раз - иной ответ. Это уже как некий спорт. Одно точно - я бы старался поскорее попасть в университет на дневной, и соответственно - в университетское общежитие.

Но тогда, осенью 2000, я ничего не знал ни о Квебеке, ни о Канаде.

Я был женат, мне было 24 года. Я еще не понимал, что это - преимущество. С семьей труднее адаптироваться. Детей надо кормить сразу же. Нужна нормальная квартира, мебель, тысячи других расходов. А человек еще плохо владеет языком (если владеет вообще) и не знает, где и как здесь искать работу. Учить язык трудно: дома и с друзьями говоришь по-своему. С местными сойтись трудно: ну кто будет дружить с инопланетянином, который блеет, мекает, не понимает, что говорят и даже не знает, что здесь принято, а что нет?

Я был такой. И мне было одиноко.

Университет дал бы мне новую специальность (свою, дипломную, я искренне ненавидел), а главное - социальную жизнь. В общежитии - куча молодежи из разных стран мира...

Но я знал только украинские реалии. Общежитие - это несколько человек на комнату, вахтер не пускает после 11-и, у посетителей проверяют документы и следят, чтобы они не задерживались.

Если бы я понимал, что у меня есть шанс за небольшую цену жить в отдельной комнате, иметь холодильник, телефон, интернет, не платить отдельно за отопление или электричество, никому не отчитываться о гостях, возвращаться в любое время, а туалет, душ и коридоры чистят уборщики...

Но я сделал глупость - снял квартиру у старой украинки. Это была "пивниця" (то есть полуподвал). Украинка выросла в буковинском селе, а на старости лет получила наследство в Монреале. Вывезла сюда всю семью.

Бабушка обогатила мой украинский. Как большинство одесситов, я учил язык только в школе, по учебникам, и почти не имел разговорной практики. У бабы я научился словам "хлоп", "встидайсі", "утуво", "пивниця", "рехтувати", "задурна". "Баба" была для нее не оскорбление, а самоназвание. "Я - баба, а он - хлоп!" - говорила она ("хлопом" был я).

По бабьим представлениями, я должен быть благодарен, что меня пустили, вовремя платить за квартиру, но ничего не требовать. Если в доме что-то ломалось, я должен был понимать, что бабий зять в командировке, а звать мастера-"француза" (т.е. квебекуа) дорого. Да и вообще денег на ремонт нет. "А тебе что холодно?" - Удивлялась она глубокой осенью, когда отопление отказалось работать.

В Квебеке, если квартировладелец не ремонтирует жилье, жилец имеет право пожаловаться. Я такого права не имел, поскольку был "свой": получилось бы, что "хлоп" издевается над "бабой". Украинская община маленькая: я не мог себе позволить прослыть Раскольниковым.

Я перезнакомился со всей бабьей семьей. В частности, с обоими зятьями.

-Тут я не шур, - сказал один из них, несмотря на мое окно.

Окно легко открывалось, но чтобы его закрыть, нужно было выходить на улицу и поднимать его с газона.

Я решил, что выучил новое западноукраинское слово - "шур". Это значило "столяр". Но выяснилось, что это английское "sure": зять хотел похвастаться знанием языка Шекспира. Еще он любил слово "дОцит" (оказалось, что это "that's it").

Он же научил меня выражениям "не нужаюси" и "ты неведомо говоришь" ("неведомо" говорил не я, а кто-то из его приятелей). Был он человек незлой и оптимистичный. Когда он работал в итальянской кухне, приносил домой мешки забракованного хлеба, который все равно бы выбросили. И обязательно заносил один мешок в погреб. Ибо не выбрасывать же. Хлеб был вкусный.

Но настоящего общения было мало. Попасть в круг Квебекской молодежи я не мог - не кричать же посреди улицы: "Я хочу с вами дружить!"

А с иммигрантами было трудно: все были или старше, или моложе меня. Со старшими я дружил. С младшими мы друг друга не понимали. Они приехали с родителями, у них не было моих проблем. Родители искали жилье, оплачивали счета, готовили еду. А дети шли в школу или колледж, где было море молодежи.

Первый год иммиграции был одиноким. В Одессе было достаточно выйти на улицу, чтобы встретить кого-то знакомого. Здесь знакомства ограничивались несколькими десятками людей, и с большинством было мало общего.

Я ходил на Квебекские чаты и русскоязычные форумы. Это поддерживало.

Деньги приходилось экономить, поэтому возможности пойти с людьми на кофе или пиво были ограничены.

Теперь бы я пошел рабочим на фабрику, даже за минимальную зарплату. Тогда мне все советовали не делать этого: привыкнешь и потом никогда не поднимешься выше. За физический труд здесь платят мало, при этом, он тяжелый и изнурительный. Трудно учиться, когда целый день грузишь коробки (это я в полной мере ощутил за несколько лет, когда работал на складе и брал курс по биохимии).

Этот год я ходил на курсы французского. Летом брал один курс в университете и работал волонтером в украинском компьютерном магазине. (Если бы я мог вернуться, взял бы еще три курса, получил бы статус студента на стационаре, получил бы стипендию и переехал бы в общежитие). Компьютерный магазин гордо назывался Centre informatique. Владелец - тоже новый эмигрант, мечтал собрать команду инженеров по Украине и делать с ними крупные проекты за большие деньги. Но пока команда не соберется, инженеры должны были работать бесплатно: за это им дадут références (рекомендации) для поиска работы. Они были вновь прибывшие, не имели квалифицированную работу и еще не знали страны...

Мне этот магазин пошел на пользу. Я набрался французской компьютерной терминологии, да и вообще улучшил язык. Среди клиентов были очень разные люди - и общение с ними меня поддерживало. Я сидел за компьютером, а не таскал кирпичи. Потом был еще вкусный кофе для сотрудников и лучших клиентов. Магазин был маленький, рабочие языки - французский и украинский.

В то лето я попробовал работать на стройке. Точнее, на ремонтных работах. Предпринимателем был украинец. На него работал один белорус. Меня он принял по рекомендации.

Из всех языков мира белорус владел русским. Еще немного говорил по-английски. Он был здесь много лет, но не имел гражданства. Я удивился: почему?
- А я английский плохо знаю, - пояснил он.
Экзамен на гражданство принимают или на английском или на французском, но речь там была элементарная (по крайней мере в те времена).
- А французский? - Спросил я.
- А французский мне не нужен, - пояснил он. - Зачем мне французский? Это ведь только здесь французский, а в Штатах или Торонто - английский. А теперь же здесь Все пишут по французски - так я теперь и не читаю. Зачем мне французский?

Такое отношение - типичное для многих "наших" иммигрантов. Французский считают излишеством. Хотя на самом деле, людям просто трудно изучить "еще один язык". Даже если на нём ежедневно разговаривает более 80% населения провинции, где они поселились.

С владельцем-бригадиром мы разговаривали на украинском, с белорусом - на русском.

И вот наша тройка выехала на объект. Надо было сорвать старую толь с крыши и прицепить новую. Дом был частный и дорогой, в престижном районе.
- Владельцы - новые русские, - сказал мне бригадир, - А пожалуй - новые евреи.
(Как и большинство западников, он не считал слово "жид" оскорбительным; в моем же городе - это унизительная брань).

Семья была из России. Папа домовладельца быстро "заработал" бешеные деньги, перебрался в Канаду и забрал детей. Сразу же купил несколько дорогих домов. Владелец - молодой еще человек - считал себя аристократом. Был он не злой сам по себе - все у него было, да еще и без особых страданий. В доме стоял портретик царской семьи: владельцы подчеркивали свою аристократичность. С нами они вели себя подчеркнуто вежливо, но в той вежливости просматривала снисходительность и определенное превосходство.

Работа не была бы тяжелая, если бы не палящее солнце. Мы работали на крыше. Хозяева угощали нас лимонадом. И вежливо просили перенести в подвал какой-то шкаф.

Мне все это казалось унизительным. Эти люди не были выше меня - ни манерами, ни образованием, ни аристократичностью, ни личными качествами. Но мы были вторым сортом, так как крыли для них крыши.

Я сказал себе: если мне еще придется общаться с такими людьми, я хочу делать это как минимум на равных, а не мыть им полы или таскать для них шкафы.

На третий день у меня хватило ума выпить на крыше банку газированного тоника. Солнце ударило в голову. На следующий день я ушёл...

Это было за пару дней до экзаменов. Я подумал: рисковать возможностями сделать человеческую карьеру ради тех проклятых крыш?

На этом моя работа на крышах кончилась. Но заработанного хватило, чтобы поехать на три дня на испуг на Сен-Жан - красивое озеро за 5 часов автобусом от Монреаля...

О своей эмиграции размышлял: Евгений Лакинський. По материалам "Тексты".

Кондиционеры Одесса.

Часть 2 читайте здесь.